Пробуждение политики
| 12:15 | ||
Однако поминать совиные крыла оказалось преждевременно. Как выяснилось, Россия сейчас не готова спать, как ни заглядывай ей в очи стеклянным взором. Это, среди прочего, привело к тому, что период между думскими и президентскими выборами наполнился теми жанрами политики, о существовании которых мы временно забыли — и одним из которых оказалась «президентская кампания, имеющая какой-то смысл». Заявлять о прямой зависимости между выходом людей на площади и этим феноменом будет, может быть, не вполне верно. Но есть единый фактор давления, который привел к тому, что люди посчитали необходимым выходить на улицу, а кандидат в президенты Владимир Путин — объяснить, зачем он выдвигается в президенты. Трудно сказать, почему люди начали массово говорить, а хотя бы часть политиков — исходить из того, что их слушают. Обычно предполагается, что подобное взаимодействие возможно со средним классом. Почему средний класс проявил себя именно подобным образом сейчас? Полных данных для ответа на этот вопрос нет. Рассуждения о росте благосостояния в 2000-е, ощущении отчуждения от закрытой властной системы и результатах думской избирательной кампании как триггере — в целом убедительны. Но, в конце концов, это не так уж важно. Важно, что появилась подобная модель политического поведения, которой считает нужным придерживаться основной политический игрок данной президентской кампании. Адаптированный Путин Важный итог избирательного цикла: реакция правящего класса на массовое выражение недовольства была направлена в русло публичной политики, а не полицейского подавления. После трех благополучно состоявшихся митингов за честные выборы в Москве этот тезис может показаться тривиальным. Однако есть информация, что едва ли не за сутки до первого митинга на Болотной в верхах обсуждался вопрос о разгоне его участников и даже о применении водометов. Учитывая привычную линию поведения московской милиции, такая информация не кажется фантастической. Разум восторжествовал: вместо полицейских мер последовали контрмитинги — сначала на Манежной, потом на Поклонной, потом в Лужниках. Все претензии к этим митингам по части разнарядки бюджетникам и платы участникам уже высказаны. Эти претензии могут быть справедливы с моральной точки зрения, но бьют мимо цели с точки зрения политической. На Болотной и Поклонной различались механизмы мобилизации, но не столь уж разной была сама энергия этой мобилизации. Наши наблюдения подсказывают, что собрать людей на Поклонную более или менее искренне старались все, у кого есть основания опасаться критического ослабления правящего режима. Например, в подготовке митинга на Поклонной участвовали руководители крупных околоправительственных некоммерческих организаций. Митинговая мобилизация сторонников Путина проходила во вполне консервативном духе, с той долей цинизма и лицемерия, которая вообще свойственна консерватизму правящих элит. Но за ней стояли вполне ощутимые опасения этих элит по поводу Болотной. И невозможно отрицать, что среди тех, кто приходил на митинги в поддержку Путина, были те, кто оказался там не по разнарядке. И это в конечном счете позволило скорректировать повестку предвыборной кампании: вместо «средний класс против прогнившего режима» — «партия стабильности против партии радикальных перемен». Премьер-министр старался показать: «Мы (я, Путин Владимир Владимирович, и те, кто меня поддерживают) ничем не хуже тех, кто на Болотной, и тоже так умеем». В ответ на один митинг проводится другой. В ответ на оппозиционный автопробег — автопробег за Владимира Путина. Наконец, Путин может выйти перед митингующими в его поддержку и произнести речь о продолжающейся битве за Россию — накал речи при этом, кажется, не соответствует реальной опасности, это желание эмоционально переплюнуть оппозиционеров. Перелет в этом «переплевывании» — с учетом того, что на Болотной нет единого лидера, вокруг которого следует «сплотиться», — получается весьма значительный. Так или иначе, Путин продемонстрировал, что у него есть собственная аудитория, которую можно собрать на митинг или отправить кататься на машинах по Москве. Каким образом обеспечивается ее собирание (а политический рунет сейчас забит кадрами верениц междугородних автобусов перед Лужниками и толп покидающих мероприятие чуть ли не до его начала), в каком-то смысле дело десятое. На уровне «картинки» противостояние оппозиционерам получилось. Выбор в пользу публично-политических механизмов сохранения власти за правящей группой был отмечен и программными выступлениями Путина. Во-первых, написанные премьером статьи оказались содержательными, а его программа — довольно цельной и более проработанной, чем у оппонентов. Во-вторых, вопреки ожиданиям премьер не ограничил свою предвыборную аудиторию собственным «ядерным» электоратом и обращался также к «образованному классу». Данных, по которым Владимир Путин практически неизбежно станет победителем нынешних выборов, более чем достаточно. То, что именно большая вероятность этой победы заставляет его объясняться и проговаривать, чего именно он хочет добиться в предстоящие шесть лет и как смотрит на проблемы, стоящие перед страной, — одна из особенностей нынешней ситуации. Судя по всему, именно проговоренность этого сюжета для Владимира Путина является важной установкой и подтверждением серьезности намерений перед обществом. Он старается ответить на прямо задаваемый вопрос: «Зачем еще шесть лет?» О том, удовлетворяет ли этот ответ общество, мы рано или поздно узнаем. Причем произойдет это не 4 марта — не в том смысле, что нас ждет второй тур. А в том, что вряд ли главным мотивом голосовать за Путина для российских избирателей станет изучение его программы. Мотивы могут быть другими: известность, надежность, опасение, что иначе будет хуже, — во многом на этом и строится его публичная кампания. Однако все это вместе — проявления его политической дееспособности. Если 24 сентября возникло впечатление, что Путин желает продемонстрировать полный контроль над сложившейся в России ситуацией, то теперь уже можно говорить об умении гибко реагировать на политические вызовы — как в краткосрочном, так и в долгосрочном плане. Конечно, масштаб и приоритетность этих выборов разные — и, видимо, именно поэтому мы, с одной стороны, видим раздумчивые статьи о демографии, реформе политической системы и национальном вопросе, встречи с политологами с открытой и закрытой дискуссиями, а с другой — выступления в Лужниках перед многотысячной толпой с призывом «Умремте ж под Москвой!». Если исходить из того, что Путин посчитал одинаково необходимыми все эти составные части, он хочет продемонстрировать, что видит, как следует развивать Россию, на долгие годы вперед, способен поддержать серьезный разговор на эту тему. Новые требования Не стоит закрывать глаза на то, что Поклонная была рискованной игрой. По сути, предвыборный штаб Путина решил форсировать и акцентировать имеющийся в обществе раскол. Однажды так уже делалось — когда в 2007 году на съезде «Единой России», тоже в Лужниках, Путин хлестко прошелся по «шакалящим у посольств», прозрачно намекая на всю либерально настроенную часть общества. После этого Медведев долго пытался вовлечь эту часть общества в политическую базу режима, однако решить эту задачу так и не смог. Может быть, опасаясь усугубить этот раскол, Путин в своей нынешней речи в Лужниках хотя и прибегнул к обильной «военной» риторике, ни разу не назвал по имени предполагаемого врага и вообще старался держаться позитива. Кампания ведущего кандидата не обошлась без внутренних противоречий. С одной стороны, были объемные, каждая размером едва ли не с президентское послание, программные статьи. С другой — публичная риторика его сторонников, звучащая на митингах на Поклонной и в Лужниках, состояла из довольно простого набора лозунгов про оранжевую угрозу и опасность внешнего вмешательства. Кампания самого премьера и кампания его штаба как будто не пересекались. Попытки обсуждения программных статей предпринимали структуры «Единой России» или «Народного фронта» в регионах, но, судя по опубликованным отчетам, эти обсуждения сводились к традиционным бюрократическим пустопорожним речам. Эти две непересекающиеся линии в кампании отражают архаичность политической машины премьера. Имеющиеся у него структуры поддержки, как оказалось, трудно перевести в режим содержательной политической полемики — они воспроизводят когда-то поставленную на них пластинку и практически не реагируют на актуальную повестку. «Эксперту» уже приходилось замечать, что в центре кампании — исчерпанность прежней модели роста. Отсюда очень благожелательные в отношении бизнеса тезисы из статьи Путина: реформа уголовного законодательства, борьба с коррупцией, расширение возможностей предпринимательских организаций. Это признание, что государственный капитализм уже не может обеспечить нужные темпы развития страны. И значит, что премьер, став президентом, будет вынужден искать сотрудничества с бизнесом и теми социальными слоями, которые стоят за ним, — то есть городским средним классом, в том числе собравшимся на Болотной. На наш взгляд, именно здесь кроется причина того, что ответ на вызов Болотной правящие группы дали в публично-политической, а не какой-либо иной плоскости. Но это же задает и довольно жесткие рамки допустимой публичной риторики властей, а также формирует новые требования к структурам политической поддержки премьера. Альтернативы нет Одно из самых странных ощущений от нынешней кампании — о других ее кандидатах фактически забыли. Нет, они появляются на телеэкранах, ведут дебаты между собой и с представителями Путина, жалуются на непомерно частое его появление в телеэфире, но Путин как основной кандидат в президенты, кажется, игнорирует их существование, а если и обращает внимание на какую-то угрозу или неудобство, то связано оно с уличной протестной стихией. Которая, в свою очередь, тоже не воспринимает нынешних противников Путина всерьез. Несмотря на то что и Геннадий Зюганов, и Сергей Миронов, и Михаил Прохоров продемонстрировали знаки внимания Болотной площади, заявили о поддержке ее требований, это оказалось невозможно отлить в политический капитал. Косвенно это подтверждает, что нынешнее уличное движение, несмотря на актуальные лозунги, остается скорее питательной средой и заявкой на будущее — будущее, которое, возможно, не будет иметь отношения к нынешним спорам о честности выборов. Впрочем, превратиться в потенциального лидера протестного движения шансов у нынешних кандидатов, кажется, не было. Геннадий Зюганов и Владимир Жириновский — хотя бы благодаря многолетнему стажу безуспешного баллотирования в президенты — не могут не восприниматься иначе, как обязательный кордебалет. Сергей Миронов же в ходе своей кампании не смог продемонстрировать, что опирается на кого-то, помимо недовольных своим положением пожилых граждан, которых по той или иной причине не устраивает КПРФ, — то есть не смог выйти за пределы традиционного электората «эсеров» на думских выборах. Исключением стал Михаил Прохоров, и исключение это примечательное. По сути, он сумел выделиться на фоне остальных оппозиционных кандидатов просто тем, что он новый. Участие в дебатах показало, что он умеет держать удар и демонстрировать в нужных ситуациях невозмутимость и хладнокровие. Его выступления нельзя назвать яркими, но элементарного факта, что их произносит новая персона, имеющая не во всем однозначную, но яркую и не связанную с политикой последних лет биографию, уже оказывается достаточным, чтобы завоевать популярность на уровне, сопоставимом с «традиционными» кандидатами. Учитывая, что рейтинг стартовал практически с нуля, а в качестве обременяющего фактора Прохоров имел унизительную историю с приходом и последующим изгнанием из «Правого дела», — это процент немалый. Тем более что идеологический посыл Прохорова был крайне невнятен — еще летом он хотя бы пытался создать нечто, напоминающее правую повестку дня, а сейчас даже постеснялся прямо объявить себя выразителем интереса национального капитала и связанных с ним слоев. В итоге — что неутешительно, хотя и привычно — российский капитал и на президентской кампании не получил политического представительства. Откуда возьмется альтернатива Тем не менее поводы для оптимизма есть. Когда в 2007 году «Единая Россия» с легкостью захватила конституционное большинство в Государственной думе, многие наблюдатели говорили, что теперь эта партия пришла навсегда. Вероятно, так решила и сама партия, иначе она не наделала бы ошибок, которые четыре года спустя снизили ее результат примерно на 15%. Заметим, что это произошло не столько в результате активной политической борьбы, которую вела оппозиция (борьба была довольно вялой), — а «силою вещей». Когда было объявлено, что на президентские выборы в 2012 году будет выдвигаться Путин, наблюдатели ожидали политических заморозков и многолетнего застоя. Но уровень политической динамики, наоборот, резко пошел вверх. На самом деле развитие общества и политической системы происходит даже быстрее, чем мы могли бы ожидать. Особенно если учесть, что в любом нереволюционном сценарии радикальные перемены не могут обгонять электоральные циклы. Мы однажды уже цитировали доклад Центра стратегических разработок «Движущие силы и перспективы политической трансформации в России», подготовленный в конце прошлого года. Краткосрочные прогнозы авторов доклада, ожидавших заката Владимира Путина уже на этих выборах, не оправдались. Точнее, Путин оказался более гибким политиком, чем могли предположить авторы. Однако долгосрочные их прогнозы кажутся убедительными. В докладе говорится, что в начале прошлого десятилетия российское общество было слабо структурированным, грубо говоря, оно почти полностью состояло из более или менее обездоленных людей. Сейчас в нем стал заметен средний класс как крупная группа людей со сходными ценностями и интересами. Общество дифференцируется, и поэтому властям стало трудно удерживать за собой единственный центр политической риторики: у разных общественных групп разные и нередко противоположные ожидания от политики и от государства. По такой логике темпы демократизации в долгосрочном плане зависят от темпов роста среднего класса. Надо признать: из Болотной пока не вышло сколько-нибудь цельного гражданского или политического движения. Пока выходящие на улицу протестанты продемонстрировали только, что они умеют выходить на улицу. Сторона Путина показала, что при желании на улице появляется столько же или больше народу под другими лозунгами. Все остальное: причины, заставившие выйти, готовность отстаивать свои цели, твердость убеждений — лишь потенциал движения, который необходимо научиться применять. 4 марта покажет, насколько эффективно движение в контроле за процедурой выборов и подсчета голосов, а главное — что может дать им этот контроль помимо ощущения проделанной работы. Кого поддерживать на этих выборах, а равно идти или не идти голосовать, участники протестов, похоже, не определились. А это значит, что возможные результаты тренда, возникшего на Болотной, отодвигаются вместе с линией политического горизонта. Надежда для людей с Болотной заключается в том, что породившие их протест настроения — ощущение, что обращение с обществом как с пассивным политическим материалом недопустимо, что помимо материального достатка (и вообще материальных ценностей) существует еще желание быть гражданином своей страны или, по крайней мере, своего города, а также продемонстрированное умение худо-бедно организовываться — после выборов никуда не исчезнут. Несмотря на то что сейчас значительная часть пара может уйти в замысловатый креативный свисток. Однако это уже связано не с будущим нынешних протестов, которым несколько месяцев от роду, сколько с будущим российского общества вообще. В конце концов, эти умения и претензии важны вовсе не для того, чтобы обязательно сбрасывать власть: революция — это лишь один из способов добиваться своих целей в политике. Владимир Путин после серьезной осечки с «бандерлогами» продемонстрировал, что способен извлекать уроки из ошибок или как минимум понимать происходящее в обществе. Станислав Кувалдин, Николай Силаев, Expert.ru
| ||
| Категория: Экономика и политика в Европе | Просмотров: 1631 | Добавил: tamin | Рейтинг: 4.0/1 | | ||
| Всего комментариев: 0 | |
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи: Регистрация | Вход
Актуальные предложения | Все
